На Международной книжной ярмарке-выставке в Тегеране профессор местного университета задал мне такой вопрос: «А почему у вас в России «задвигают» Горького, Шолохова? Почему стараются их не замечать?» В самом Иране, кстати, произведения Шолохова очень популярны — в первую очередь «Судьба человека». Вот так воспринимают наше, российское, отношение к наследию Шолохова со стороны. Согласитесь, есть повод задуматься.
В этом же году мы отмечаем 120-летие со дня рождения Шолохова. Он появился на свет 24 мая 1905 года на хуторе Кружилин в станице Вёшенской. И уже тут намечаются несовпадения, тайны, мистификации, которыми щедро полнились жизнь и судьба Шолохова. Хрестоматийна фраза его первого редактора Левицкой: «За семью замками и еще за одним держит душу этот человек». И действительно, Шолохов был скрытным.
Многие до сих пор считают, что происходил он из казачьего рода, но это не так. Родился вне брака — от холопки помещиков Поповых, которую насильно выдали замуж за сына станичного атамана Кузнецова. Отец Александр Михайлович сеял хлеб, скупал скот, на матери Михаила, Анастасии Даниловне, он женился уже позднее. Рос будущий писатель на «отшибе», незаконнорожденным и носил фамилию Кузнецов. Кличка у его семьи была «татарчуки». Напомню, что Мелеховых в «Тихом Доне» называли «турками». Такие вот пересечения. Шолохова приняли в богатый дедовский дом уже позднее.
Одна из главных тайн мировой литературы — это, конечно, авторство «Тихого Дона». Писал его Шолохов или нет? Или автором был кто-то другой, а Михаилу Александровичу данный текст достался позднее, и он присвоил его себе? Эта версия широко известна, она ходила еще при жизни писателя. Авторство закреплено за Александром Солженицыным, хотя высказывали эту версию очень разные люди. В общем, педалировалась эта история настойчиво.
Другие, конечно же, возражали. Еще в марте 1929 года в газете «Правда» публиковалось письмо литераторов во главе с Серафимовичем: «Пролетарские писатели, работающие не один год с т. Шолоховым, знают весь его творческий путь, его работу в течение нескольких лет над «Тихим Доном», материалы, которые он собирал и изучал, работая над романом, черновики его рукописей». Позднее графический анализ показал авторство «Тихого Дона» за Шолоховым.
Аргументы же тех, кто выдвигал иную версию, как правило, сводятся к тому, что не мог молодой автор создать столь монументальный труд. Шолохов ведь начал писать «Тихий Дон» в 20 лет. Но, говоря всё это, важно помнить, что это было время, когда яркие вещи создавались молодыми людьми. Хрестоматийную повесть «Школа» Гайдар написал в 23 года, Фадеев повесть «Разлив» — в 22 года. Уже в 21 год Артём Весёлый начал трудиться над своей знаменитой книгой «Россия, кровью умытая». Вообще двадцатые годы прошлого века — одни из самых плодотворных для всей русской литературы.
Почему Шолохов не написал ничего равного «Тихому Дону» после? Или хотя бы плюс-минус такого уровня. А почему Юрий Олеша столь блестяще писал в двадцатые годы прошлого века, а после, что называется, как отрезало? Почему Сэлинджер ушел в затворничество, не показывая ничего из своих новых работ? Дух творчества дышит где хочет, но в определенный момент он может оборвать это дыхание; в силу очень разных причин.
Но вот о чем спорить не станут, так это о том, что «Тихий Дон» — действительно колоссальное по своему объему и замыслу произведение. Вероятно, это последний в русской литературе роман-эпопея, который принято сравнивать с культовой книгой «Война и мир». У Толстого — война Отечественная, у Шолохова — война Гражданская. Однако в своей экзистенции это два принципиально разных произведения. Толстой пишет о том, как достигается народное единство. Шолохов же рисует чудовищный народный раскол, когда брат идет на брата и противостояние это кроваво и бесконечно.
Он и сам видел немало крови, был под обстрелами, что такое война знал и понимал отлично. Батальные сцены в «Тихом Доне» выписаны масштабно и эпично. Хуже дела обстоят с описанием белогвардейского быта. Вообще — и это аргумент в пользу авторства Шолохова — видно, как от тома к тому растет, мужает автор. И уже после него в русской литературе, в русской истории создание романа-эпопеи становится невозможным. Мельчает всё — уходит в историю не только большая форма, большие темы, но и соответствующее мировосприятие.
А вот конфликт остается. Более того, он нарастает. И в том числе в этом Шолохов предельно актуален. У Шолохова, и это важно, трагедия персонифицирована. Это не просто писательский прием: когда главный герой «Тихого Дона» Григорий Мелехов мечется между двумя сторонами идеологически и лично — между женой и любовницей. История здесь неотделима от страсти. Как и природа.
Вообще, если бы меня попросили определить роман «Тихий Дон» одним эпитетом, я бы использовал слово «страстный». Любовные сцены, когда молодые тела тянутся друг к другу, здесь так же изумляют, как и сцены смерти, которая наступает не сразу — герои уходят долго, рельефно агонизируя. И агония эта, которой в романе бесконечно много, перекидывается от конкретного человека на весь народ, разделенный, разорванный, готовый резать и убивать друг друга. Еще один характерный шолоховский образ — мужчина, стоящий в одиночестве и держащий на руках ребенка. Точно противопоставление христианскому сюжету и начало новой жизни.
Меж тем в конце «Тихого Дона» главный герой выбирает совсем не тех, кого, казалось бы, должен был выбрать. Известна история о том, как сам Алексей Толстой ездил к Шолохову в станицу Вёшенская и буквально уговаривал его, чтобы в финале Мелехов примкнул к большевикам. Но этого, как мы помним, не случилось. Финал «Тихого Дона» — это черное ледяное солнце, смотрящее не только на Мелехова, но и на всех нас, из прошлого в будущее. Сталин такой финал разрешил, решение о публикации четвертого тома он, говорят, принимал лично.
Как же так?! Ведь это идеологически совсем не правильный финал. Тогда почему согласился на него Сталин, в определенном смысле выступивший соавтором произведения? Согласился в том числе и потому, чтобы оно, это произведение, появилось. Именно в эпоху Сталина. При этом «отец народов», очевидно, интересовался тогда не столько коммунистическим, сколько русским вопросом, и имел по нему свой особенный взгляд. Как и на то, что происходит, когда народ теряет «сильную руку», выходит из-под власти и впадает в состояние неуправляемого хаоса. Тогда льется кровь.
Однако куда интереснее, на мой взгляд, то, как сам Шолохов ставил себя по отношению к власти. Прищурившись, точно снайпер, перекатывая во рту «беломорину», он предлагал или даже заставлял власть чуять под собой страну и народ, ее населяющий. Шолохов учил соизмерять то, что декларируется, и то, что реально есть. Так было и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе; известно, например, открытое письмо Михаила Александровича Леониду Ильичу о русской культуре и русском народе. Сколь многое там предугадано!
В данном плане Шолохов был куда больше, нежели просто писатель, хотя писателем он, конечно же, был колоссальным, и награждение его, эталонного коммуниста, Нобелевской премией — одно из многочисленных тому подтверждений. Нельзя было не наградить, несмотря на политические взгляды и международное положение. Шолохов во многом и сам был властью. В те времена, когда литература являлась не просто частью культуры, а оставалась идеологией и отчасти религией. В той стране, где писатель был и инженером человеческих душ, и пророком, и мессией.
Повторить подобный культ литературы, конечно же, нельзя, но и отодвинуть Шолохова невозможно. Тем более сейчас, когда гражданская смута продолжается, и льется кровь, и люди пытаются определиться с прошлым и будущим. Прочтение Шолохова здесь приобретает новое звучание и новый контекст — вероятно, не менее, а может, и более важный, чем тот, что был при его жизни.
